28.04.08 Стратегия стратегий для России
Стратегия стратегий для России
Программа- минимум и программа-максимум для нового президента
Виталий Третьяков, главный редактор журнала "Политический класс"
Изменится ли, а если да, то насколько радикально, внутренняя и внешняя политика России после того, как в мае 2008 года главный кабинет в московском Кремле займет 42-летний юрист Дмитрий Медведев? Этот вопрос в последние месяцы звучал так часто, что явно выдавал желание вопрошающих увидеть в ближайшие годы какую-то другую, а не ту, что проводил Владимир Путин, политику России.
Чем бы ни руководствовались те, кто постоянно задает этот вопрос, здоровым любопытством или нездоровыми пристрастиями и фобиями, приходится на этот вопрос отвечать.
Россия при Путине
Владимир Путин официально возглавил Россию в начале 2000 года, а фактически – в августе 1999-го, с того дня, когда потерявший всякую опору как в народе, так и в элитах президент Борис Ельцин предложил кандидатуру Путина в качестве главы правительства и она была утверждена парламентом.
Напомню, что в тот момент началась вторая чеченская кампания, в случае неудачи которой от России наверняка были бы отторгнуты территории нескольких северокавказских республик, что послужило бы началом, как минимум, двух катастрофических не только для нашей страны процессов: Большой кавказской войны с участием как всех кавказских государств, так и внешних сил, в том числе исламских террористов, а также, скорее всего, второго (после 1991 года) распада России, возможно, уже необратимого.
Владимир Путин, тогда ещё только премьер-министр, причем впервые занявший такой высокий пост, фактически возглавил ведение чеченской кампании, в течение двух-трёх месяцев привёл её к военному и политическому успеху (хотя в целом процесс военного и политического "умиротворения Чечни" длился еще несколько лет). Это – ключевой момент властной карьеры Путина, о котором сегодня по разным причинам мало вспоминают и говорят, но который предопределил не только все его дальнейшие шаги уже в качестве президента страны, но и снял самую острую и драматичную на тот момент проблему России. Фактически – проблему, ставившую под вопрос само её существование.
Одного этого было достаточно, чтобы Путин вошёл в историю нашей страны как великая фигура, но это было только начало.
Путин, и это отмечают практически все, "деприватизировал" государственное управление, подпавшее при Ельцине под контроль группы частных лиц-владельцев крупнейших корпораций, так называемых олигархов, когда-то в буквальном смысле слова ногой открывавших любую дверь в Кремле или в здании правительства.
"Деприватизация" государства не прошла без политических издержек, в частности – не без свёртывания некоторых демократических процедур и процессов, но в результате в стране восстановилась система государственного управления, а также подконтрольность не интересам частных лиц и коммерческих структур, а государству армии, спецслужб, правоохранительной системы. Результатом этого стала политическая стабильность, вызывающая раздражение у меньшинства, но вполне удовлетворяющая большинство населения, хорошо помнящего "свободу" 90-х, фактически обернувшуюся "войной всех против всех", главные жертвы в которой были принесены как раз этим большинством.
При Путине был фактически восстановлен международный статус и политическое влияние России как великой державы, наряду с США, Евросоюзом и Китаем - одного из четырех главных геополитических центров мира. Более того, при Путине и его устами Россия внятно и громко заявила, что намерена, как и прежде, до обвала 90-х, проводить независимую внешнюю политику и более никому не позволит вмешиваться в свои внутренние дела.
Несмотря на многочисленные домыслы на сей счёт, в частности, относительно того, что при Путине Москва якобы рассорилась со всеми своими соседями, Россия остается самой привлекательной как для иностранных инвесторов, так и для простых людей страной постсоветского пространства. И её привлекательность при Путине настолько возросла, что для меня, например, очевидно углубление и расширение реинтеграционных процессов на этом пространстве, имеющих тенденцией складывание вокруг России нового политического, военного и экономического союза из числа стран и территорий, образовавшихся в результате распада СССР. Не очень хорошо рекламируемый "проект Россия" по-прежнему и всё больше и больше привлекает к себе тех, кто готов в него включиться на союзнических принципах, а некоторые – и путём полного вхождения в состав России.
Наконец, своим исключительно смелым (на фоне пессимистических стенаний и "прогнозов обреченности" большинства профессиональных экспертов) и дальновидным, в полном смысле этого слова стратегическим (не столько в плане методов, сколько в принципе) решением радикально изменить демографическую политику страны, Путин впервые подошёл фактически к второй самой главной (экзистенциальной уже не территориально, а биологически) проблеме России. И, кажется, сдвинул её с мертвой точки.
Список этих и иных достижений Путина можно продолжать, но и сказанного, думаю, достаточно, чтобы понять: в глазах большинства населения России Владимир Путин не просто хороший, а успешный и даже сверхуспешный президент.
Конечно, я бы мог составить параллельный и в каком-то смысле не менее впечатляющий, особенно при определённой предвзятости, список неудач, провалов и ошибок Путина. Но вряд ли этот список перевесит в глазах русских избирателей то и ещё многое сверх того, что я перечислил выше.
А теперь взглянем на путинскую Россию с внешней стороны, со стороны её соседей и международных партнёров.
Здесь я не буду ничего утверждать, а только задам несколько вопросов, на которые хотелось бы получить честные и свободные от пропаганды ответы.
Разве за восемь лет президентства Путина Россия развязала какой-нибудь вооруженный конфликт, а тем более полномасштабную войну против какой-либо другой страны?
Можно ли назвать любой регион мира, Европы, постсоветского пространства, где в результате действий России за эти восемь лет было свергнуто какое-либо правительство, возобновился замороженный ранее конфликт, распалось или было разделено какое-либо государство?
Разве Россия за эти восемь лет разместила где-нибудь за рубежом свои военные базы?
Разве углубила своими действиями путинская Россия всё более и более реальный, на мой взгляд, и чреватый трагическими последствиями "конфликт цивилизаций", в частности – на исламо-христианском направлении?
Разве за эти же восемь лет Россия закрыла свою территорию от зарубежных инвестиций, товаров, людей или идей?
Разве все эти восемь лет Россия не служила надежнейшим поставщиком энергоресурсов в те страны, включая и западные, с которыми имела соответствующие договоры?
Разве Путин не учитывал озабоченности других стран, в частности – западных, порой придерживаясь собственных оценок происходящего, в конфликтах и коллизиях вокруг Ирака, Ирана, Северной Кореи, палестино-израильского противостояния?
И таких вопросов тоже можно задать много.
Конечно, при этом Россия пыталась (не всегда, к сожалению, удачно) прежде всего отстаивать собственные национальные интересы, причем так, как она сама их понимала. Но, думаю, это самое последнее, что могут поставить ей в вину другие субъекты международной политики – столь же независимые, как Россия, или находящиеся в вассальных (пусть и декларируемый как равноправно-союзнические) отношениях с теми, кто может позволить себе полноценную и полномасштабную международную субъектность и настоящий внутренний суверенитет.
Если и могут возникнуть нелицеприятные вопросы (другое дело, насколько обоснованные хотя бы в смысле учета всех обстоятельств, в которых был вынужден действовать второй президент) к внешней политике Путина, то, скорее у граждан России. И суть этих вопросов очевидна: почему ярких заявлений было больше, чем ярких практических результатов? Но это уже тема другой статьи.
Как мне представляется, если честно ответить на все поставленные выше вопросы и отказаться (хоть на время, я понимаю, что надолго не получится) от антирусских фобий, которыми политики и элиты некоторых стран страдают на протяжении последних трёх веков, то естественным путём приходишь к выводу, что и окружающие Россию страны, и другие её международные партнеры не заинтересованы в том, чтобы Дмитрий Медведев отказался от политического наследия Владимира Путина.
Разве что в одном случае: если ты хочешь, чтобы роль и влияние России в мире минимизировались до уровня, который позволит вообще игнорировать её интересы и действия.
Я понимаю, что у некоторых международных игроков такое желание присутствует и никуда не исчезнет в будущем. Но тут уже никто им ничем не сможет помочь. В том числе и третий русский президент Дмитрий Медведев. Хотя что-то неизбежно новое (но, надо думать, неопутинское, модернизированное путинское, но, конечно, не антипутинское) в его политическом курсе в сравнении с тем, что было при Путине-президенте, безусловно, проявится.
Впрочем, в данной статье нельзя не процитировать слова, произнесенные самим Владимиром Путиным на пресс-конференции в Москве 8 марта этого года. Фактически прямо отвечая на уже превратившийся в расхожий вопрос, вынесенный в подзаголовок данной статьи, Путин сказал: "Некоторые партнеры ждут не дождутся, когда я прекращу свои полномочия, чтобы иметь дело с другим человеком. Я давно привык к ярлыкам вроде того, что трудно разговаривать с бывшим агентом КГБ. Дмитрий Анатольевич Медведев будет более свободен от того, чтобы доказывать свои либеральные взгляды. Но он не меньший – в хорошем смысле слова – русский националист, чем я. Не думаю, что нашим партнерам будет с ним проще. Он настоящий патриот и будет самым активным образом отстаивать интересы России на международной арене".
Ключевые слова в этом пассаже из путинского выступления выделил я. При этом замечу, что выражение "русский националист" Путин употребил, разумеется, не в этническом, а в политическом смысле.
Президентский курс 2008-2011: неизбежное
Дмитрий Медведев младше Владимира Путина на 13 лет. В принципе – это люди разного поколения, хотя и принадлежащие к одной политической команде.
Путин вывел Медведева на большую политическую сцену, провёл его по лабиринтам сначала высшей аппаратной, а затем и практической политики. И, наконец, – назвал своим преемником на посту президента.
То есть формула "Медведев – человек Путина" наполнена самым точным и реальным жизненным содержанием. И пока сам Медведев ни разу от неё не отрекся.
Однако, как известно, преемником мог оказаться и другой выдвиженец второго президента – Сергей Иванов, ровесник Путина, он, по сложившемуся расхожему мнению, больше, чем Медведев, придерживается державнического курса, менее либерален, более критически относится к Западу.
Несмотря на эти различия, в случае выдвижения кандидатом в президенты "от Путина и его партии" Сергея Иванова, наверняка, тоже возник бы вопрос относительно того, как сильно и в какую сторону изменится курс Кремля при новом хозяине. И на этот вопрос тоже нужно было бы отвечать.
А если представить себе третью фигуру возможного преемника, четвертую и так далее, то можно ли было ждать, что каждый раз ответ на один и тот же вопрос, лишь с подстановкой иной фамилии, был бы разным? Конечно, нет.
Президент – это, прежде всего, не персона, а функция.
Стратегические цели России определились при президентстве Путина не по его прихоти, желанию или из-за его идеологических воззрений и психологических особенностей, а в силу неизбежности, исторической и геополитической предопределённости. И именно этим в первую очередь будет руководствоваться новый русский президент, какую бы фамилию он не носил.
Практически в самом начале своего президентства Владимир Путин произнёс фразу, не им впервые придуманную и не им впервые оглашенную, но приобретшую значение стержня национальной стратегии именно потому, что эти слова, наконец-то, были услышаны из уст главы государства: "Либо Россия вновь станет великой державой, либо её не будет вовсе".
Вот категорический императив политического курса любого президента России, если только он хочет руководить страной, которая по-прежнему является Россией, а не чем-либо иным, и если он хочет удержаться у власти в этой стране.
Политический класс России может сколь угодно долго и яростно спорить внутри себя относительно того, как конкретно реализовывать этот курс, наполнять ли его более либеральным или более авторитарным содержанием, ориентироваться ли во внутреннем устройстве России на "классические западные демократические модели", или на традиционные русские этатистско-патерналистские. И такие споры, причем весьма острые, в политическом классе России постоянно ведутся. Но этот класс откажет в доверии любому главе государства, который поставит под сомнение либо сам стержень национальной стратегии, либо, официально не отказываясь от процитированной выше формулы, практической политикой сведёт её к чему-то существенно иному.
Ещё скорее откажет в доверии президенту, отклонившемуся вниз или в сторону от "курса Путина", российское общество. И это несмотря на то, что и внутри общества находится много критиков завышенных амбиций России, а также "путинского авторитаризма" и сторонников "более скромных, но более прагматических целей" и возвращения в "царство ельцинской свободы".
И никакая "политическая стабильность", никакой "кремлёвский авторитаризм", никакой "административный ресурс" (система административного управления из Кремля политическими процессами в стране либо жесткого контроля за этими процессами), никакая, если использовать термин, введённый мною ещё в начале 2000 года, "управляемая демократия" не поможет сохранить власть надолго тому, кто, находясь во главе России, принесёт в жертву кому-либо или чему-либо постулат "чтобы быть, надо быть великой".
Из этого фундаментального посыла, также практически с неизбежностью, вытекают некоторые основные направления внешней и внутренней политики третьего президента России. Поэтому можно утверждать, что вариативность политического курса Медведева в рамках реализации основной стратегической цели будет связана скорее с методами её достижения, с формами и направлениями активности государства ради достижения этой цели. Вариативность эта довольно обширна, она, безусловно, не загнана в прокрустово ложе того, что можно было бы назвать "путинской догматикой", если брать проводившуюся Путиным в 1999-2008 годах политику как сумму свойственной именно ему персональных интерпретаций того, что можно и должно было делать.
К вопросу о либерализме Медведева как человека, как политика и как президента
Кремлевские политтехнологи, которым была поручена предварительная раскрутка Дмитрия Медведева как одного из возможных преемников Путина на президентском посту, естественно, пытались использовать те черты кандидата, которые были ему реально свойственны, а оттого и естественны.
Действительно, Медведев как профессиональный юрист-цивилист является убеждённым сторонником создания в России правового государства.
Безусловно, Медведев, во всяком случае, до тех пор, пока он не взял в свои руки рычаги реального управления государством, инстинктивно более демократичен, чем Путин, тоже, как известно, юрист по образованию, но уже прошедший (помимо часто ставящихся ему в вину "годов службы в КГБ") более чем восьмилетнюю практику такого управления и во внутренней политике, и во внешней (что, очевидно, привело его к особо глубокому разочарованию по крайней мере в некоторых составляющих "западной модели демократии"). Но и Медведев, "рискну" предположить очевидное, прекрасно не только понимает, но и по собственному опыту знает, что некоторые, часто очень важные, а порой и чрезвычайно важные проблемы в реальных, а не предполагаемых "учебниками по демократии" обстоятельствах текущей жизни и политики России (впрочем, не только России, но и самих западных демократий) не авторитарными (или мягче – не командными) методами решить, тем более решить так быстро, как это требуется, просто невозможно.
Впрочем, откуда вообще родилась уверенность в том, что Дмитрий Медведев, в отличие от "авторитарного Путина", демократ прямо-таки западного образца? Разве он хуже Путина знает российскую историю и современность? Разве не он в качестве председателя Совета директоров "Газпрома" призван был вернуть эту крупнейшую российскую корпорацию под контроль государства, и успешно реализовал эту цель? Разве не Медведев был руководителем администрации президента при Путине, то есть не возглавлял так сказать генеральный штаб российской политической системы и российской бюрократии, которые используют, как известно, не только демократические, но и авторитарные методы руководства страной?
Я, правда, предпочитаю называть эти методы иначе – сетевыми и иерархическими, а, кроме того, не вижу ничего предосудительного в использовании и того, и другого. Если, конечно, пропорция близка к оптимальной (что бывает далеко не всегда) и каждый метод применяется там и тогда, где и когда он даёт наибольший позитивный эффект для роста благополучия общества и его развития.
Один из истоков, породивших позже специально культивировавшийся имидж Медведева "как демократа и даже либерала", лежит в его интервью журналу "Эксперт" двухгодичной давности, в котором будущий кандидат в президенты России внешне пренебрежительно отозвался о только-только появившейся тогда концепции "суверенной демократии".
Отвечая на вопрос о своём отношении к этой концепции, Медведев поставил под сомнение её ценность и, в частности, сказал, что не видит смысла и необходимости присоединять к слову "демократия" какое-либо определение, ибо демократия либо есть, либо её нет.
Именно с этого момента утверждения о том, что Медведев отверг авторитарную кремлёвскую концепцию "суверенной демократии" и выступил в поддержку демократии чистой, западного образца, и пошли гулять по средствам массовой информации и интеллигентско-интеллектуальным кругам.
Прежде всего, должен сказать, что формально упрек Дмитрия Медведева самому термину "суверенная демократия" не был справедлив. Достаточно открыть любой политологический словарь, чтобы обнаружить множество статей, где слово "демократия" сопровождается определением: представительная демократия, демократия участия, элитарная демократия, плебисцитарная демократия и пр.
Кстати, тот политический режим, который ныне существует в России и в рамках которого Дмитрий Медведев был избран президентом не как выдвиженец масс избирателей или реально конкурирующих за власть партий, а именно как человек "команды Путина", "преемник Путина", "продолжатель курса Путина", более всего близок не к какой-то абстрактной безэпитетной демократии, а именно (и это, конечно же, знает юрист и политик Медведев) к демократии плебисцитарной. Каковая, на мой взгляд, у нас в России и имеет место – в сложной смеси с протодемократическими и квазидемократическими институтами, но все равно – при доминировании бюрократии как единственного реального властно-владетельного класса. Что еще более усугубляет данную политическую проблему – это крайне слабо выраженное разделение властей, практическое отсутствие местного самоуправления (которое вообще-то обычно "выращивается" десятилетиями, если не столетиями) и совершенно неразвитая система партий, институциональный и субстанциональный кризис института которых мы, на мой взгляд, наблюдаем во всем мире.
Словом, видеть в современном политическом режиме России, назови его путинским или как-то иначе, некую уже сложившуюся данность, нечто завершенное, а потому вечное, не только бессмысленно, но и глупо. Политический транзит России или, по крайней мере, транзит её политического устройства продолжается, и принимать силуэт вокзальной постройки на одной из очередных станций этого транзита за архитектуру державного здания главного вокзала в конце магистрали могут только предвзятые наблюдатели, архитекторы из конкурирующих фирм либо уставшие в пути пассажиры нервно и неровно двигающегося с 1985 года поезда.
Но главное даже не в этом. Концепция "суверенной демократии" содержательно полностью соответствует политическим взглядам Медведева, как только он декларирует эти взгляды не в обобщенно-теоретическом или футурологическом контексте, а применительно к реальным проблемам и целям российской политики. Ибо концепция "суверенной демократии", если даже Медведев-президент наложит для своих подчиненных табу на использование этого термина, предполагает всего лишь то, что Россия развивает свои демократические институты, во-первых, с учетом своих исторических традиций, конкретных реалий современной обстановки и темпами и в сроки, которая она сама определяет; во-вторых, при этом она совершенно исключает какое-либо внешнее вмешательство в свои внутриполитические дела и процессы, а также претендует на самостоятельную и независимую внешнюю политику, определяемую прежде всего национальными интересами самой России.
Вчитайтесь в тексты любых выступлений и статей Медведева, и вы увидите, что при гораздо более "либеральной", чем у Путина, риторике, он рано или поздно выходит именно на такое определение политики России.
Кстати, в одном из последних таких интервью на вопрос об его идеологических предпочтениях и о том, как эти предпочтения скажутся на политике, которую он будет проводить в качестве президента, Дмитрий Медведев ответил в том духе, что он, конечно, рыночник, но и роль государства в развитии сегодняшней экономики, особенно в России, чрезвычайно велика. Что он, конечно, выступает за наращивание демократических тенденций в обществе, укрепление независимости судов и тому подобное, но говорит Медведев, переходя к внешней политике, когда ты действуешь как президент России на международной арене, ты должен руководствоваться не собственными идеологическими предпочтениями (это нужно оставить для внутриполитической борьбы), а национальными интересами своей страны.
По-моему, вполне ясно и определённо.
Рамки неизбежного
Итак, рискну предложить список тех направлений российской внутренней и внешней политики, которые при президентстве Дмитрия Медведева неизбежны и будут реализовываться с той или иной степенью последовательности.
1. Продолжение политической реформы с целью приближения к оптимальной схеме политического устройства, единого представления о которой ни в собственно политической, ни в экспертной среде не имеется. Следовательно, политическое реформирование будет осуществляться методом проб и ошибок при сохранении некоторых уже сложившихся констант: президентская республика, федеративное устройство при сохранении сильных централистских начал для поддержания территориальной целостности страны, формально многопартийная система при сохранении доминантной рои "партии власти", а именно – "Единой России" и пр. При этом, безусловно, будет сделана попытка резко усилить независимость судебной власти.
2. Укрепление института частной собственности, при этом форсированное его развития в той части, которая касается мелких и индивидуальных собственников.
3. Сохранение, учитывая социалистические традиции, доминирующие в сознании и поведении значительной части населения, государственного патернализма во взаимоотношениях власти и общества. Вообще проблема оптимального для России соотношения "патернализма" и "либерализма", до сих пор не решенная ни теоретически, ни практически, остается одной из главных неясностей при попытке прогнозировать будущую конструкцию российской власти и её отношений с обществом.
4. Константой, безусловно, является многократно провозглашённое стремление перевода российской экономики на инновационный путь развития, связанный, прежде всего, с созданием широкой сети наукоемких и высокотехнологичных производств. Но и здесь пока скорее ясны цели, чем методы их достижения.
5. Государственная составляющая в экономике России по-прежнему останется очень весомой. Как в силу традиций, так и по той причине, что и в политической, и в экономической сфере именно государство рассматривается как главный инициатор и двигатель реформ и инноваций.
6. Безусловно, Россия будет продолжать процесс создания и вывода на международную экономическую арену своих транснациональных корпораций, рассматривая успех в этом деле как одну из важнейших предпосылок желаемого уровня конкурентоспособности России как субъекта международной политики и экономики.
7. Будет реализована попытка превращения рубля в одну из мировых резервных валют, ибо без достижения этой цели правящий класс России уже не видит возможности сохранения экономической, а, следовательно, – и политической независимости страны.
8. Уровень политических и гражданских прав и свобод при президенте Медведеве понижаться не будет, но не потому, что сам Медведев, в отличие от Путина, является "большим демократом и либералом", хотя, скорее всего, он все-таки "больший демократ и либерал", а просто потому, что дальнейшее понижение этого уровня не требуется с точки зрения власти и не будет поддержано значимыми слоями общества. Не следует ждать и резкого повышения этого уровня – кремлевские власти, достаточно свободные интеллектуально, опасаются любого проявления политического революционизма как в собственной политике, так и в обществе, предпочитая медленное, если не получается стремительного, эволюционирование революционным скачкам.
9. В одном из своих предвыборных выступлений Дмитрий Медведев прямо сказал, что России требуются несколько десятилетий спокойного мирного развития. Это – желаемый сценарий, который, конечно, может быть сломан не зависящими от России действиями других главных геополитических субъектов, но которого Медведев будет пытаться придерживаться. Следовательно, совершенно исключено - без какой-либо крайней нужды - инициативное участие России и ее вооруженных сил в войнах, вооруженных конфликтах или силовых противостояниях с кем-либо.
10. Главной проблемой здесь остается, однако, непредсказуемость поведения доминирующего субъекта мировой политики, а именно – США и подконтрольного ему блока НАТО. Россия и при Медведеве, безусловно, будет рассматривать как прямую (если она даже "всего лишь" потенциальная) угрозу своей безопасности и как прямое ущемление своих национальных интересов включение в НАТО Украины и Грузии. Причин для этого более чем достаточно, но я назову три главных: 1) переход под контроль США исторических русских территорий, оказавшихся при распаде СССР в составе Украины, а также проживающего на этих территориях русского населения, численность которого достигает 15 миллионов человек, то есть закрепление статуса русской нации как разделённой; 2) превращение соседних с Россией стран в окраины американской империи, территория которых в случае развертывания новых войн между США и исламскими режимами превратится в непосредственный театр военных действий; 3) окончательное превращение Черного моря во "внутреннее озеро" США и НАТО, что фактически полностью поставит под контроль вооруженных сил этих военно-политических субъектов всю южную военную инфраструктуру России и соответствующие формирования ее вооруженных сил. В случае перехода за эту красную для российской дипломатии и российских стратегических национальных интересов черту Москва вынуждена будет, даже при всём стремлении Медведева к "десятилетиям спокойного и мирного развития", пойти на признание независимости Абхазии и Южной Осетии, а заодно, возможно, и Приднестровья, а также поставить вопрос о территориальной принадлежности Крыма и других населенных русскими регионов Украины.
11. Продолжение интеграционных процессов на постсоветском пространстве с безусловной целью создания (воссоздания) вокруг России как исторического союзообразующего центра данного субрегиона военного, экономического и политического союза государств – желательно, в наиболее обязывающей договорной форме.
12. Медведев попытается интенсифицировать попытки найти на условиях не ущемляющего интересы России компромисс с Евросоюзом, но опыт показывает, что эта цель – и как раз по вине Евросоюза и стоящих за его спиной США, недостижима. Это не будет означать, что в результате срыва этих попыток Медведев автоматически переведет России в разряд "младших партнеров Китая", но, безусловно, усилит политическую отчужденность в Европе и подвигнет Москву к большему игнорированию запросов и интересов ЕС в пользу других мировых игроков. К этому же приведет и попытка исключения России из Большой восьмерки, за что ратуют сейчас практически все кандидаты в президенты США. Кстати, такое решение стало бы худшим подарком от Запада новому президенту России, ибо сразу же поставило бы под сомнение его международную легитимность как главы государства – прежде всего в глазах граждан самой России. Такое развитие событий почти с неизбежностью приведет к досрочному возвращению Владимира Путина на президентский пост.
13. Совершенно категорично можно утверждать, что Россия будет пытаться наращивать свою мощь и своё значение как самостоятельного и независимого центра мировой политики с тем, чтобы в любом случае и при любом повороте событий остаться среди четырех-пяти геополитических центров, к числу которых на данный момент относятся США, Евросоюз, Китай и сама Россия.
14. Россия по-прежнему будет придерживаться принципа соблюдения сложившейся за последние десятилетия системы международного законодательства и определяющей роли ООН. И не потому, что она не видит реальностей, размывающих эту систему, или слабостей, отчетливо проявляющихся в функционировании ООН. Просто Россия не может себе позволить, чтобы новая политическая архитектура мира в своих формальных проявлениях складывалась без ее участия и без учета ее мнения.
15. Наконец, Дмитрий Медведев прекрасно понимает, что главное условие реализации стратегических целей России лежит в сфере демографической политики. И именно этой политике (в широком ее понимании) Кремль под руководством Медведева и возглавляемое Путиным правительство России будут уделять приоритетнейшее (поверх всех остальных приоритетов) внимание. Именно в этом аспекте я рассматриваю уже провозглашенную Медведевым политику массового строительства индивидуальных домов взамен доминировавшей с советских времен политики массового же, но многоэтажного городского строительства.
Обо что может споткнуться Медведев?
Было бы верхом наивности считать, что Дмитрий Медведев, ставший третьим президентом России хоть и через убедительнейшую победу на всенародных выборах и получивший в наследство от своего предшественника Владимира Путина страну, состояние и международный статус которой гораздо выше и лучше того, что досталось самому Путину при его восшествии в Кремль, обречен стать успешным президентом. Очень и очень многие опасности подстерегают как Россию, так и лично Медведева уже в первые месяцы его пребывания на посту главы государства.
Не касаясь всех аспектов этой проблемы, укажу только на некоторые – самые важные, наиболее характерные или наиболее интригующие из них.
Прежде всего, Медведев стал президентом "из рук Путина" и этот синдром своего президентства ему предстоит преодолеть и психологически, и юридически, и имиджево, причем в кратчайшие сроки.
Уже первые успехи Путина как официального лидера страны были впечатляющими, но еще более впечатляющими выглядели они на фоне неудач и провалов Бориса Ельцина и его политики.
Действия Медведева и результаты этих действий будут сравнивать не с неудачливым Ельциным, а с успешным Путиным.
Кроме того, ясно, что прочность президентского статуса Медведева и его политической связки с Путиным будут специально испытывать многие как внутри страны, так и за ее пределами.
Конечно, непосредственные партнеры по переговорам не будут в лицо называть Медведева "марионеткой Путина" (эту миссию оставят журналистам и независимым экспертам), но то, что в первые полгода-год своей президентской активности Медведеву предстоит и словом, и делом постоянно подтверждать полноценность своего президентского статуса, а эту полноценность прямо или косвенно будут ставить под вопрос, причем иногда довольно явно или даже провокационно, сомнению не подлежит.
Безусловно, Путин с Медведевым знают об этой опасности и ими уже разработан какой-то алгоритм соответствующих демонстративно-публичных и закулисных действий. В целом, на мой взгляд, этот алгоритм ясно и доходчиво описал известный российский эксперт Иосиф Дискин, сказавший, что Путин будет некоторое время исполнять роль "старшего брата" при Медведеве, не вмешивающегося в его повседневные решения и действия (тем более, что они и так будут ими согласованы), но тут же появляющегося "во дворе", как только кто-либо из "политических хулиганов" попытается словом или делом обидеть или ущемить нового президента. Описание, действительно, ясное, однако этот сценарий еще нужно успешно реализовать, причем в как можно более короткие сроки.
Кроме того, если примерно понятно, как может организовывать Путин, который возглавит и правительство, и контролирующую парламент "Единую Россию" с соответствующими рычагами административного и финансового давления, и в своем статусе политического тяжеловеса и самого авторитетного политика России эту "защиту Медведева" внутри страны, то на международном уровне возможности для такой защиты будут существенно сужены. А ведь очевидно, что практически сразу после вступления нового президента в должность к попыткам "прощупывания" и "принижения" статуса Медведева приступят лидеры ЕС и НАТО, некоторых западноевропейских стран и многих восточноевропейских, некоторых (и ясно, каких прежде всего) постсоветских государств.
Внутри страны описанная выше проблема поглощается более объемной и фундаментальной, а именно проблемой автоматически (по крайней мере на ближайшее время) складывающейся системы двоевластия.
И Путин, и Медведев многократно заявляли, что они уже работали и будут продолжать работать как одна политическая команда, что между ними нет никаких существенных политических противоречий и что их властные полномочия четко разделены статьями Конституции, а поэтому никакой проблем и коллизий здесь возникнуть в принципе не может.
Странно было бы, если бы они говорили что-то иное (хотя, на мой взгляд, было бы лучше, если бы они все-таки подтвердили, что проблема существует, и хотя бы в общих чертах описали, как они собираются ее купировать), однако реальная жизнь такова, какова она есть. Бюрократический аппарат вообще, а русский бюрократический аппарат в особенности, да еще в условиях традиционного для нас "слабого разделения властей", во-первых, не понимает, что такое два равновеликих начальника, а во-вторых, всегда и очень успешно находит ту щель в этом "равновеличии", воспользовавшись которой можно извлечь максимум выгоды для себя при минимальных затратах своей работы на общество.
Короче говоря, я, например, да и не только я, на данный момент предвидим очевидную конкуренцию, если не борьбу двух аппаратов – президента и главы правительства, и соответствующий застой в бюрократической активности всех органов власти в стране до момента полного выяснения, кто же в этой конкуренции одержал победу.
Даже если представить себе, что согласованность двух аппаратов будет максимальной, а развитие страны - успешным, сравнения вклада в этот успех отдельно Медведева ("и его людей") и отдельно Путина ("и его людей") будет постоянно присутствовать как в сознании чиновников и рядовых избирателей, так и в средствах массовой информации. А что же говорить о ситуации, если медведевское президентство будет сопровождаться какими-либо неудачами, провалами или ошибками!
Словом, без сомнения, и так еще не до конца сложившаяся, довольно ущербная и ослабленная многочисленными узлами ручного (то есть субъективного) управления политическая система России, к тому же все время трансформирующаяся и постоянно подвергающаяся критике как изнутри страны, так и из-за рубежа, вступает в зону новых для себя испытаний, часть из которых, конечно, она просто не пройдёт.
Однако все эти испытания являются по большому счету тактическими, тогда как стратегическая миссия президентства Дмитрия Медведева лежит, как мне представляется, совсем в другой плоскости.
Эволюционный толчок, или Стратегия стратегий
Утверждения, в том числе и связанные с новым президентом, о том, что Россия устала от революций, что ей необходимы несколько десятилетий стабильного и мирного развития, совершенно справедливы.
Но одновременно Кремль (устами Путина, а затем и Медведева) обоснованно ставит цель перехода от инерционного (то есть эволюционного) сценария развития общества и экономики, то есть в целом – России, к инновационному (то есть – фактически – к революционному).
Как же обойтись тут без "революций": кадровых, технологических, общественных, политических, конституционных?
Обойтись, конечно, не удастся. А если удастся, то не будет перехода к инновационному сценарию развития.
Выход пока найдет чисто лингвистический. Слово "революция" под запретом. Термин "инновация" (надо сказать, довольно бледный, "не энергетический", не волнующий даже души технократов, не говоря уже о "широких народных массах", и радующий разве что бюрократов, ибо под всякий "переход", да еще "инновационный" многое что можно "списать" в свои карманы) – уже почти сакрализирован или, по крайней мере, догматизирован.
У меня есть собственный рецепт не столько лингвистического, сколько сущностного выхода из этой ловушки.
Дело в том, что, как хорошо известно, развитие России (впрочем, не только России, но в нашей истории это особо ярко представлено) всегда происходило не плавно эволюционно и не разорвано-революционно, а эволюционными толчками, между которыми, как правило, лежали очень продолжительные инерционные периоды (застой, стабилизация и пр. в том же духе). Социальные и политические революции (как общенациональные, а не дворцовые, перевороты) чаще всего были встроены (конструктивно или деструктивно) в такой эволюционный толчок (или предшествовали ему, играя роль то ли сигнала, то ли детонатора).
Словом, назревшие и вовремя, сознательно и политически и технологически правильно "проведенные" эволюционные толчки не только не предполагают революций (разве что в качестве метафорического обозначения произошедшего), а тем более репрессий, но даже отрицают их или, по крайней мере, минимизируют возможность и необходимость и того, и другого.
А вот проворонить объективно назревший такой толчок или опоздать с его упорядоченным "проведением" как раз и означает подвергнуть страну риску революций, репрессий, гражданского неповиновения или даже распада.
Собственно, появление тезиса об императивности "перехода от инерционного сценария развития к инновационному" свидетельствует о субъективном осознании политическими лидерами страны как раз того, о чем я говорю.
Однако следующий и даже еще более важный вопрос: а в каких областях необходимо прикладывать политическую волю и имеющиеся социальные и иные инструменты, где концентрировать ресурсы и на что мобилизовывать специалистов и "просто граждан", дабы достичь желаемой цели?
Мне представляется, что проблемы и соответствующие им цели, в самом кратком их описании, сводятся к следующему, что должно составить не просто национальную стратегию, но стратегию генеральную, так сказать Стратегию стратегий:
- собственно технологические инновации;
- конечно, инфраструктура (но эти два пункта, безусловно, не первые и не главные);
- общественные ценности и их иерархия, а отсюда и социальные инновации, включая научно-образовательную конструкцию;
- политическая конструкция России (совершенно очевидно, что нынешняя промежуточная конструкция не способна быть двигателем каких-либо инноваций; оттого-то вместо неё и действует такой в общем-то крохотный институт, как "администрация президента");
- конституционная конструкция (как формализация содержательной части двух предшествующих позиций);
- цивилизационно-экономически-географическая конструкция (здесь, помимо всего остального, очень важно путем даже и инноваций не уничтожить те богатства России, которые все стремительней и стремительней растут и в цене своей, и, главное, в ценности, а именно – гигантские нетронутые природные территории);
- демографическая революция (здесь не побоюсь этого слова), судя по всему, требующая радикально новых цивилизационных (включая и этические) подходов (то, что пока сделано по инициативе Путина и под руководством Медведева – лишь первое приближение к требуемому);
- ясно декларируемый внешнеполитический проект для России и исторически связанных с ней государств, территорий и народов;
- более широкий внешнеполитический проект взаимодействия России с главными субъектами мировой политики – как институализированными, так и временно не консолидированными или вообще дисперсными;
- еще более широкий, теперь уже глобальный проект желаемого и предлагаемого другим мироустройства и роли и миссии России в рамках этого проекта.
Уже сейчас, основываясь на предложенных различными отечественными мыслителями и экспертами идеях, порой очень тщательно проработанных, можно было бы синтезировать три-четыре (но, конечно, не один, ибо "выбор из одного" бессмыслен по определению и чреват ошибкой) варианта (разной степени не пессимистичности-оптимистичности, а именно революционности-эволюционности и реалистичности-утопичности) той общенациональной стратегической концепции, планомерная реализация которой и могла бы обеспечить России и сам эволюционный толчок, и его максимальный позитивный результат при минимуме издержек.
Как пресечь "догоняющее развитие"
Нужно ли, однако, еще неопытному президенту Дмитрию Медведеву подниматься до таких стратегических высот, если и так в родном Отечестве и особенно в родной бюрократической глуши столько еще можно и должно сделать и важного, и неотложного?
Нужно. Хотя, конечно, только в том случае, если он возьмется за составления данной генеральной стратегии - Стратегии стратегий, всерьез и основательно.
Дело в том, что, несмотря на все достижения путинского президентства, Россия все равно традиционно продолжает крутиться в парадигме "догоняющего (Запад) развития".
Это – крайне порочная парадигма. Не в конкретных своих составляющих – в этом она как раз привлекательна и плодотворна, ибо многих западных показателей достичь, действительно, нужно. Но она порочна в основании своем, а также исторически, перспективно – если заглядывать в далекое, но все равно обозримое для крупных политиков будущее.
Фактически со времен Алексея Михайловича (и даже Ивана III) мы развиваемся именно по этому принципу – догнать Запад, перегнать его. Догнать во всем не удается. Перегнать в чем-то – случается, причем довольно часто. Но все равно это – отдельные, эксклюзивные обгоны. Перегнать раз и навсегда (на долгий исторический срок) так и не удавалась – кроме одного исторического периода, когда это все-таки произошло именно потому, что в тот момент Россия отказалась от традиционной для нее, да и для всех остальных, кто так или иначе тянется исключительно за Западом, ориентиров и целей.
Разумеется, я имею в виду 1917 год и коммунистический эксперимент. Сейчас нет смысла разбирать плюсы и минусы этого эксперимента, его содержание. Есть смысл понять, что большевики поменяли алгоритм движения страны по траектории прогресса (о понятии "прогресс" я еще скажу отдельно). Они поставили цель не догонять Запад (европейский и американский капитализм и буржуазную демократию, как тогда говорили), а одним прыжком перепрыгнуть их. Сначала оказаться в будущем, а потом, властно-политически закрепившись там, подтянуть социальные и экономические тылы не к западным образцам своего времени, а сразу к тому, чем западноевропейский и американский капитализм станут когда-то. А за это время Советская Россия уйдет еще дальше вперед – в самый коммунизм.
Алгоритм "прыжка в будущее", перевода страны из стадии "догоняющего развития" сразу в позицию лидера (идеологического, аксиологического, политического, а остальное – подтянем, из будущего-то тянуть легче) оказался порочен. И причин тому много – я ниже укажу лишь на одну, главную.
Но не порочен, а, напротив, глубоко плодотворен политический и метафизический выбор – отказаться от роли догоняющего, перевести соревнование в совершенно иную плоскость.
И нельзя не признать, что для многих народов почти до самого крушения Советского Союза (и даже и позже), а для многих интеллектуалов Запада – до 1968 года тогдашняя Россия (СССР) статусом исторического лидера обладала.
Главная ошибка здесь лежит в приверженности большевиков, как людей, воспитанных в традициях и догмах идеологии Просвещения, теории прогресса. А главная догма этой теории, если ее сильно упростить лексически, но не по сути, состоит в том, что сегодня должно быть лучше, причем по всем направлениям и для большинства людей, чем вчера, а завтра, разумеется, лучше, чем сегодня. И так – до бесконечности или, что одно и то же, до воцарения рая на земле.
Теория и особенно догматика прогресса были, простите за сам собой напрашивающийся каламбур, прогрессивна для своего, сегодня уже явно завершившегося (доказывать это не буду) времени. И, следуя именно этой теории, Россия всё практиковалась и практиковалась в "догоняющем развитии", всё не достигая и не достигая желаемого результата, пока, наконец, большевики не попытались описанным уже мною одним прыжком "обогнать прогресс".
Отказавшись в конце 80-х годов от большевизма, но не от догматики теории прогресса, мы снова оказались в числе "догоняющих". И уверяю всех – никогда тех, кого хотим, не догоним. Ибо этого не предполагает сама парадигма "догоняющего развития".
Концептуальная основа той Стратегии стратегий, о которой я говорю, предполагает полный отказ от теории прогресса вообще и свойственных ему "индикаторов лидерства" в частности (всякие там ВВП, уровни инфляции, число автомобилей или киловатт/часов на душу населения и пр. не уходят, конечно, полностью, но переводятся в разряд второстепенных, вспомогательных).
Подробное изложение того, что можно назвать "теорией естественного развития" и что противостоит теории прогресса, оставлю для отдельного случая. Здесь же только отмечу, что, согласно теории прогресса, ты должен постоянно за кем-то бежать или от чего-то убегать. А согласно теории естественного развития, ты должен развиваться так, как свойственно именно тебе, а посему ты никогда не окажешься ни отстающим, ни догоняющим, ни ненавидимым другими лидером, злобным и агрессивным из-за боязни однажды с этой ролью расстаться (что, между прочим, неизбежно).
Более того, развиваясь так, как предначертано только тебе (а потому не тратя лишних усилий на гонку за кем-то), ты однажды, когда догоняющие и догоняемые пойдут на очередной порочный круг своего бега, или врубятся лбами в какую-нибудь стену, или упадут от перенапряжения, окажешься лидером автоматически, без особых усилий, даже и не ставя этой цели. Ибо естественное развитие естественно, а развитие в рамках теории прогресса – все более и более искусственно, спекулятивно, избыточно, в конечном итоге – опасно.
Гонка вооружений – ярчайший пример порочности теории прогресса, но и характернейший, типологический пример этой порочности.
Или: русская литература, начавшая в ХYIII веке "догонять" гораздо более развитую и к тому времени уже практически классическую западноевропейскую, где-то на Пушкине (оттого он и велик, как никто другой) перешла, сама того не подозревая, к соревнованию не с Западом, а с самою собой. И далее последовали полтора века такой "массовой" литературной гениальности, что Толстой, Достоевский, Чехов, Горький и Шолохов оказались в лидерах мировой литературы (а также, заодно, и психологии, и философии), хотя никаких целей "догнать", а тем более "перегнать" кого-то не ставили. То же – и с великой русской музыкой того периода. Судя по всему – что-то аналогичное произошло тогда и с русской наукой.
Последний конкретный пример – Китай. Представляется, что и он, не признаваясь в этом публично, отнюдь не занимается своим развитием по догматам теории прогресса. А потому и не боится кого-то не догнать, ибо занимается не "догоняющим развитием", а просто своим естественным развитием. И автоматически выходит на лидерские позиции (с точки зрения тех, кто привык относится к жизни стран и народов, как к спортивному соревнованию) - то как раз в спорте, то в объемах экономики, то в накоплениях золота и иностранной валюты, то в инвестициях в чужие экономики, то в космосе – собственными силами отправил людей в космос, чего до сих пор так и не сделали западноевропейцы. И, между прочим, развиваясь своим естественным путем, Китай, несмотря ни на что, как был, так и остается лидером по существу в главном – в демографическом, то есть потенциально – человеческом капитале. Чего не скажешь о лидирующей уже пять веков подряд в научно-техническом прогрессе Западной Европе.
Если Россия не поставит перед собой собственных, а не калькированных с западных образцов, целей, она никогда (кстати, и слава богу!) не догонит Запад.
Но дело в том, что это и не нужно. А следование за ложной целью лишь истощает ресурсы, порождает разочарование и заводит в тупик (куда, надо думать, лидер попадет первым – вот почему "слава богу!").
Никакой уверенности у меня, конечно, нет, но надежда все-таки есть: при президентстве Медведева мы расстанемся навеки как с теорией прогресса, так и с практикой "догоняющего развития". И займемся более важными вещами. Некоторые пассажи в последних выступлениях Путина и Медведева, некоторые нюансы в их словах вселяют эту надежду.
Кстати, если этой надежде суждено сбыться, это и будет лучшим воплощением любимого новым президентом выражения "Freedom is better than non freedom".
"Свобода лучше, чем несвобода"
Эти слова Дмитрия Медведева, многократно им произносившиеся в последнее время, причем в беседах с иностранными журналистами и коллегами – по-английски, что специально подчеркивает: автор знает, что взял их не из традиционного русского политического лексикона, а именно из практики западных демократий, внутри России рассматриваются одними как не более чем обращенная именно к зарубежной аудитории риторика, другими – как реальное политическое кредо нового президента, третьими – как прекрасная, но далекая от реальности иллюзия неофита на президентском посту.
В любом случае можно предполагать, что это утверждение скорее политического теоретика, чем практика, которым неизбежно должен стать человек, занявший пост главы одной из крупнейших держав мира, обладающей мощнейшим ракетно-ядерным потенциалом и многочисленными формальными и неформальными международными обязательствами и еще большей международной ответственностью, причем страны, хоть и находящейся на подъеме, но имеющей многочисленные и весьма острые внутренние проблемы, а также весьма непростые отношения со своими международными партнерами-конкурентами. И в этой связи вряд ли можно принять утверждение о том, что все прекрасно в свободе, особенно чужой, а не твоей собственной, как догму, а тем более – как руководство к повседневной деятельности для любого, в том числе и нового, президента любой страны, но такой, как Россия (или США), в особенности.
Россия, безусловно, обречена быть максимально свободной (или пытаться такою быть) в своих действиях на международной арене. Россия, безусловно, надеется быть максимально свободной и в своей внутренней жизни, хотя и здесь возникает проблема сочетания свободы с ответственностью. Но насколько может быть свободным, если даже это "лучше", сам президент такой страны, как Россия?
Я думаю, настолько, насколько его решения и действия будут эффективны для минимизации внешних угроз "свободе России" и для максимизации не только "свободы", но и реального благополучия граждан нашей страны.
Вообще свободнее всего чувствует себя и действует политический гений, интуитивно находящий такие смелые и одновременно эффективные решения стоящих перед обществом и нацией проблем, которые даже не видят или считают фантастическими как его соратники, так и конкуренты.
Впрочем, нового политического гения Россия еще ожидает. И появится он в обозримом будущем или нет, вопрос туманный. Если Дмитрий Медведев станет не менее эффективным президентом, чем был до него Путин, этого уже будет достаточно. Заданная ему историей программа-минимум будет выполнена.
Если своей политикой Дмитрий Медведев сумеет сознательно (что невозможно без осмысливания и выработки Стратегии стратегий) подвести Россию к очередному эволюционному толчку, это будет политическим подвигом и впишет его имя в историю столь же большими буквами, сколь мощным по энергии и масштабам и плодотворным уже по ближайшим результатам будет этот толчок. Так что и программа-максимум для президента Медведева уже готова.
А свободен ли при этом будет новый глава государства в своих действиях или просто станет добросовестно, последовательно и эффективно реализовывать и отстаивать насущные и стратегические интересы России, прописанные не президентской директивой, а самим ходом истории, – это уже не важно.
При подготовке данной статьи автор использовал написанную по заказу итальянского журнала "Лимес" статью о политике России при президенте Медведеве (для специального номера этого журнала, который выйдет в свет 9 мая), а также более пространный вариант этой статьи, который будет опубликован в апрельском номере журнала "Политический класс".
Источник: Газета ИЗВЕСТИЯ
